«Скучаю я по временам, когда мир еще не лежал в руинах. И каждый раз с наступлением затишья надеюсь, что еще можно все вернуть. Как ребенок, честное слово» - единственный раз я слышал от босса подобные речи в по-настоящему дерьмовый день, когда трясло даже самых стойких, а сигареты и выпивка исчезали на глазах. Хотел бы и я в это верить. Но когда живешь в век нескончаемых грозовых накатов автоматных очередей, когда сносит ураганами боев и смертей, и весь мир вокруг кипит, словно суп на огне полыхающих улиц - минута спокойствия воспринимается, как чужеродный объект, и отторгается на подсознательном уровне. Это время самое тяжелое. На поле боя правила просты: выполнять приказы и стараться не сдохнуть как можно дольше, попутно унося жизни других. Ты будто шестеренка огромного безобразного механизма, созданного безумным ученым для жестоких целей. Ты не задумываешься о смысле бытия, не философствуешь на тему создания мира, потому что любому промедлению одна цена – жизнь. «Уничтожай, или уничтожат тебя» - девиз, который словами выжигают на мозговой подкорке солдата, стоит ему стать частью адского круговорота войны. Ты перестаешь быть просто человеком: сливаясь с автоматом, становишься машиной для убийств; сливаясь с отрядом, становишься разрушительной волной, сметающей все на своем пути.
И как только смолкают выстрелы, и наступает тот самый момент затишья, земля уходит из под ног. Кажется, так резко, неожиданно. Твое сердце еще не успело сбавить обороты. Да и сам весь на взводе, мечешься из угла в угол, словно колесо по инерции, продолжаешь крутиться. Соскакиваешь каждый раз, стоит двери казармы заскрипеть, и чувствуешь, как напряжены мышцы и натянуты нервы. Словно последнего наркомана ломает без дозы – без адреналина. После стольких лет перестаешь верить в победу, а веришь только в войну.
- Как думаешь, кто развязал ее?
Подобные разговоры были актуальны на третий год. Тогда юношеский максимализм и живая бурлящая кровь уже не ударяли в голову с прежней силой, но патриотизм продолжал держать свои права. Спустя десяток лет вопросы такого рода вызывали лишь раздражение, и в конце концов сошли на нет. Все продолжали плавать в бульоне собственных мыслей в одиночку, всем было так проще.  Поэтому услышать его снова в темноте казармы среди сопения и беспокойного бормотания было по меньшей мере странно – не сразу поймешь, реально это или всего лишь отголоски мыслей в полусне.
- Может Особенные? Они ведь рождены для этого – убивать.
Особенные. Дай бог, чтобы в мире нашелся хоть один человек, не сваливший вину на Особенных. «Выродки человеческой природы. Безжалостные кровожадные скоты. С них станется развести войну только чтобы купаться в море крови.»  В людской натуре это что ли заложено? Замечать монстров под кроватью и не видеть их в себе. Продолжаем кидать валуны в другие расы, а сами хватаемся за автоматы, стоит только наступить утру. Может и мы давно перестали быть людьми? Может и нам пора выбрать другое имя?
- Кто вообще это придумал? «Особенные». Выродки они, выродками и останутся.
- Ну а чем Крылатые лучше? Не удивлюсь, если эти набожные твари решили придать огню весь человеческий род для спасения души и мира.
- Я слышал, что лабораторные ублюдки создали еще каких-то отморозков.
Особенные, Крылатые, Маги, Демоны, Стеклянные бабочки. Столько рас развелось, столько жизненных религий. И все смешалось в одну кучу. Отличный суп-солянка, сдобренная пулями и поданная в миске под названием Война.  Мы продолжаем косо смотреть на других, но всех готовят по одному рецепту, и никуда от этого не сбежать. Не важно, человек ты, крылатый или бабочка – умирают абсолютно все.
- Знаете, я думаю…Есть кто-то…Кто-то управляющий войной. Кто-то, кому выгодно…Ну понимаете…Война, развязанная ради Войны…
Этот тихий юношеский голос резко оборвал все остальные споры. Задев пыльные струны мыслей, которые бережно хранил каждый. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы кто-то решился сказать.
- Не, малец, так не бывает. У любой битвы есть мотив, у любой войны есть цель. Мы можем быть глупы и не понимать всех великих задумок. Что с нас взять, всего лишь пешки. Босс знает, он нас ведет. А война ради войны – никому не нужна.
- Но…подождите…
- Хватит. Остынь. Пора на боковую.
Разговор оборвался так же неожиданно, как и начался. Слова мальчишки заставили подняться на поверхность то, что так давно тугим комком проворачивалось глубоко в сознании каждого. Никто не желал принимать ужасную идею, что столько лет ушло на бесцельную бойню, столько людей погибло за идею, которой нет, столько совершено, что хватит на целый десяток котлов в преисподне. Но завтра настанет новый день и новое сражение, и все, о чем сегодня думалось, будет нещадно и безжалостно утоплено глубоко внутри.
Мирное время – жестоко. Хотел бы я верить, что из кусков еще можно возродить прекрасную вазу. Но даже когда ее время придет, она будет безобразно страшной, перемотанной скотчем, стекляшкой, которую не страшно разбить вновь. Может наш путь уже окончен? Может миру пора отдохнуть?
Нам остается лишь жить сегодня.