Они, казалось, вечность убегали от собак, норовивших их догнать и отправить в ад, который не мог бы показаться этим детишкам страшным, когда увидели человека с факелом около какой-то подворотни.
- Забегайте. Я их отпугну, - донесся до них его крик, перебиваемым истошным лаем непреклонных собак.
Старший, чуть более наученный не доверять даже самым приятным с виду незнакомцам, на мгновение задумался и, потому едва не споткнулся. Младший, не теряя понапрасну времени, буквально полетел в долгожданное убежище.
Незнакомец, в самом деле, выглядел добрым. Взлохмаченные светлые волосы, печальные сочувствующие глаза, наполняющиеся слезами не то от дыма, не то от жалости. Потрепанная одежда выглядела почти чистой, а розоватые полосы на свитере напоминали по цвету мягкие игрушки, которые эти дети видели пару раз за свою недолгую жизнь.
Его руки нервно дрожали, и тогда-то старший и углядел случайно отсутствие двух пальцев.
В общем, представить более обычного и, вместе с тем, добродушного человека на улицах вымершего города было откровенно сложно. А уж по сравнению со злодеем, скрывающим свои жестокие глаза под занавесом капюшона, но и вовсе казался воплощением всемирной доброты.
Он размахивал огненной палкой перед носом собак и глазами детишек, ослепляя их всех, и потому, когда младший, потеряв равновесие, рухнул на разбитые останки мостовой, старший пробежал мимо. Он остановился только прямо перед входом, услышав истошный крик и радостно-мучительный визг победивших собак. Он побежал было на помощь, но незнакомец жестами буквально пнул его внутрь убежища и сам прыгнул в бездонную сырую тьму.
С трудом подперев дверь убежища обломком бетонной плиты и воткнув дымящий факел в дыру между камнями в стене, незнакомец заговорил тихим чуть скрипящим голосом:
- Его уже не спасти. Можешь расплакаться, но ничего уже не поможет... Почему они за вам побежали?
Мальчик нервно всхлипывал, заламывая руки и порываясь оттолкнуть своего спасителя и ринуться на помощь брату, но под печальной тяжестью чужого взгляда заговорил. Он спотыкался на элементарных словах, ревел в голос и, в конце концов, сел на сырой пыльный пол, обхватил колени руками и тихо заплакал.
Незнакомец сердито нахмурился и помотал головой, будто пытаясь развеять какое-то таинственное наваждение. Его глаза потеряли всякую связь с реальностью, он унесся в далекое прошлое и голос его прошлого звучал намного сильнее настоящего.
- Я знаю его. Чертов псих, теперь и детей убивает. - На глаза ему снова наворачивались слезы, голос лишился эмоций и сил, - А я пальцы по его вине потерял. И не только их.
Его руки задрожали сильнее, он тяжело опустился на бесформенный мешок у стены и с отчаяние в лице зажмурился. Он выглядел настолько слабым и беззащитным, что даже несчастному ребенку на мгновение стало его жалко. Наверняка ему было не больше 20, но печаль, подаренная ему жизнью, наверняка собиралась веками, консервировалась и хранилась долгие годы, чтобы достать ему целой, невредимой и поразительно мучительной.
Заметив, что мальчик выжидающе смотрит на него, он заговорил:
- Там, в углу, - махнул рукой в сторону чего-то, что вполне могло в прошлом являться печкой, - есть коробка. Там консервы и доски для костра. Принесешь? А то мне самому уже не поднять... - Его голос стал еще тише и встревоженнее, он обессиленно опустил веки и смертельно побледнел.
"Откажись..."
Ребенок всхлипнул, тщетно пытаясь избавиться от остатков истерики, но поднялся на ноги и уверенно зашагал в угол. Он понимал краем своего истеричного сознания, что этот человек спас его, что ему можно доверять и нужно помочь, но чрезмерное количество смертей в этот день замедляло его и нервировало хозяина убежища.
"Ты знаешь, так надо. Иного выхода просто нет. И ничего, что потом тебя истерзает совесть, у нее есть на то веские причины. Но она не сможет терзать тебя, если ты будешь мертв... И не легче ли тогда умереть?
Давай, милый невинный мальчик, подходи к этому камню. Давай, еще совсем крохотный шаг, и мне не придется мучиться ожиданием и невозможностью тебе помочь."
В помещении, освещенным лишь тусклым светом умирающего факела, пронесся неуловимый стон отчаяния, отразившийся от стен и замерший в лязге ножей и скрипе натягивающихся нитей.
Даже если безнадежно разучиться метать ножи, умение расставлять идеальные ловушки потерять крайне сложно. В конце концов, все, что для этого требуется - логика и несколько пальцев. И хотя временами удобно и приятно пропускать леску между безымянным и мизинцем, можно обойтись и без этого.
Идеальную ловушку не видно, и заметить ее можно, только попавшись в ее сети.
Из идеальной ловушки нельзя выбраться хотя бы потому, что она мгновенно убивает.
Крики стремительно смолкли, и тело, пронзенное добрым десятком ножей затихло. Еще теплая кровь неспешно полилась на безжизненный камень.
Потеряв силы хмуриться, Кондомирэ похлопал по карманам штанов, выискивая там то, что долгое время попросту презирал. Неловко придерживая постоянно заканчивающуюся зажигалку тремя существующими пальцами правой руки, он извлек из мятой пачки мятую сигарету и с самым отрешенным лицом, какое только мог изобразить, закурил.
"Они ведь однажды кончатся. И что я тогда буду делать?"
Бодро вскочив с мешка и зажав сигарету между зубами, он принялся искать ведро, чтобы собрать в него кровь. Не смотреть на труп того, кого он сам заманил в ловушку, было невозможно и отвратительно, но он справился и с этим. Но оставалось еще одно дело, которое никак нельзя было выполнить в одиночестве.
"Ну уж нет, Канис, иди сюда. Ты же знаешь, что я с ума сойду, если попытаюсь сделать это сам. И если ты удумал бросить меня тут, то... Что я смогу с этим поделать?"
